Двое босых белоголовых ребятенок сидят около прядущей «бабульки» и с выражением тупого, полуиспуганного недоумения поглядывают то на меня, то на бабульку.

— И как бы там ни было, милая моя, надо вдуматься, надо понять, как нечиста, как безнравственна эта ваша праздная жизнь, — продолжал Саша. — Поймите же, ведь если, например, вы и ваша мать и ваша бабулька ничего не делаете, то, значит, за вас работает кто-то другой, вы заедаете чью-то чужую жизнь.

— Да, — продолжал старик: — да! Вам надо другую <невесту>! Вспомнил я, погодите, об одной вдове, моей знакомой, над Днепром! .. Каменные палаты у нее, зал в два света, камины, зеркала; сама в очках с пуклями, хотя всего тридцати лет и распродувная бестия, бабулька!

Бабушка, или, как ее называли в доме, бабуля, очень полная, некрасивая, с густыми бровями и с усиками, говорила громко, и уже по ее голосу и манере говорить было заметно, что она здесь старшая в доме.