Сильный в то время на поприще журналистики барон Брамбеус силился искусною и усердною рецензиею, наполненною рассуждениями о магнетизме, дать ход первому изданию «Черной Женщины», ставил ее выше романов Вальтер-Скотта и считал за счастие, по собственным словам его, бежать за колесницею триумфатора, т.е. г. Греча. Такова была тогда романомания, что все сходило с рук благополучно, и всякая сказка давала более или менее верный барыш!

Романомания не овладела тогда еще всеми, и кругло бездарными, писаками, но поощряемая сметливыми книгопродавцами, приманивала к себе только людей посмелее и подаровитее.

Вот, что говорит, между прочим, ученый Когальничано: «Во мне вы найдете Ромына, однакож, я никогда не дойду до того, чтобы способствовать развитию романомании, т.-е. мании считать себя Римлянами, — страсть господствующая теперь преимущественно в Трансильвании и у некоторых валахских писателей». В другом месте того-же предисловия, говоря о влиянии книги Петра Майора на развитие этой романомании в новом поколении, Когальничано продолжает: «С другой стороны он (Петр Майор) имел несчастие произвести довольно многочисленную школу новоромынов, которые, не заботясь, вовсе, о согласовании своих убеждений с историческими фактами, думают заслужить уважение света громогласно объявляя, что они чистокровные Римляне (pur sang), и вследствие этого составляют первую нацию в мире».

Молдаване и валахи страдают «романоманией», то-есть болезнено убеждены, будто они происходят «от древних римлян».

А уж что касается до обитателей островов Петровского, Крестовского, до поселенцев, сосланных на вольную каторгу в топкие грязи Новой и Старой деревень, до чернореченских пустынножителей — то да простит и разрешит им Господь Бог их исключительную рыбоманию, коей они предаются с ожесточением, с факирством, даже до забвения своих священных семейных обязанностей и долга своей гражданской службы.