Грановский говорил, что в русской голове нет места, куда бы могло уложиться чувство меры. Теперь, когда мыслям дана свобода и страсти разгорелись, такое свойство русской натуры стало еще ощутительнее. Для нее нет середины между крайностями, то есть истины. Чрезмерный восторг сталкивается с чрезмерным негодованием. «Такой-то — пошлый дурак, такой-то — архигений, такой-то — гражданский герой, такой-то — негодяй, достойный виселицы».

Я находил моего друга архи-глупцом, которого боги поразили слепотой.

[Граф Дендера:] — Глупец! Архи-глупец! Болван! Пусть же пропадает, пусть гибнет, пусть едет куда хочет: я не хочу пускать его к себе на глаза! Он мне не сын; отрекаюсь от него на веки.

Поэтический же смысл <Одиссеи> дает мне немецкий перевод Фосса и несколько других переводов в прозе: один немецкий и два французских и еще один архиглупый русский (в прозе).

У г. Тургенева, Джемми наивна, чиста и девственна; у меня Кора архи-наивна, архи-чиста и архи-девственна. У г. Тургенева герой Санин — поэтичный российский дворянин и очень глуп; у меня герой Девственников — архи-поэтичный российский дворянин и архи-глуп.

«Все» покупают гримировку добродетели, накладную мораль и фальшивые бриллианты великодушия — в одном и том-же магазине. Диссонанс был-бы возможен только в том случае, когда кому-нибудь пришла-бы в голову глупая мысль — называть вещи их настоящими именами, или еще более глупая, архи-глупая мысль — быть честным, свободным человеком.