Спешим сообщить читателям нашим и всем циркоманам и спортсменам, что в Среду, 4 Февраля, в Цирке Театральной Дирекции, для бенефиса главного режиссера и отличного наездника Поля Кюзана, дано будет весьма интересное представление, составленное большею частию из неигранных еще сцен.

Нужно видеть этих превосходных лошадей, вызывающих, своею понятливостью, на размышление, этих собак, едва-едва не разговаривающих, нужно вглядеться в ловкость и смелость Буклея, Колумма, Пациани и Бассена, в грацию Викторины Бассен, Сеньери и Мазота, нужно, одним словом, побывать в цирке раз пятнадцать сряду и, в этом нет никакого сомнения, человеком овладеет циркомания, со всеми ее пароксизмами, т. е. с решимостью смотреть сто раз на одно и тоже, платить, в бенефисы, по пятнадцати и, если угодно, по пятидесяти рублей серебром за ложу, и проч. и проч.

Я не буду входить здесь в подробное описание как этого <цирка Лежара и Кюзана у Александринского театра> так и соперничествовавшего с ним Олимпийского цирка итальянца Гуэрры, имея намерение, со временем, в особой монографии, посвященной нашим общественным эксцентричностям, изобразить смешную циркоманию того времени, произведшую в нашем обществе нечто в роде войны белой и алой розы и распри гвельфов и гибелинов.

Обращаясь к общественной жизни, надо сказать, что Петербург того времени <1846> заражен был такою циркоманиею, что публики ежедневно хватало на два постоянных цирка итальянца Гверо и француза Лежара.

Читая о партиях синих и зеленых, г. Осокин, может быть, сделал такое сильное логическое ударение на отсутствии у них особого политического значения, что он и не вышел из пределов истины; но в книге такое заявление представляется странным и плохо совместимым с заявлением автора на той же стр. (118), что циркомания продолжала оказывать влияние на замещение престола в Византии.

Так как греки были одержимы циркоманией или пристрастием к гипподрому, который заменил им форум (здесь даже обнародовались законы), то политические партии назывались у них зелеными и синими, по цвету наряда кучеров и наездниц на скачках.

Крестьяне, говорившие согласно с литературным употреблением ц и ч, обыкновенно, больше подтрунивали над цокавцами, чем над чокавцами; чоканье считалось более приличным говором, чем цоканье, и от чоканья скорее совершается переход к литературной речи.