Бессознательное я не индивидуально; оно безлично, подвержено постоянным метаморфозам, лишено критики, аморально, крайне доверчиво, бессмысленно; его исключительный умственный механизм — это ассоциация по смежности.

Значит, если различные источники, откуда фактически происходит право собственности, не моральны или просто аморальны, то как может собственность сама собой иметь какую-нибудь моральную ценность?

Понятие справедливости приняло вполне социальный характер. Наконец ему следует стать универсальным. Долгое время оно остается замкнутым в границах социальной группы. Все, что содействует материальному и моральному благу группы — хорошо, и, наоборот, вне этого лежащие поступки считаются аморальными.

Автор <брошюры «Rе́forme du savoir humain» Г. Вронский> сам говорит, что человечество достигло познания абсолюта, но познание архи-абсолюта будет ему только открыто в первых месяцах 1848 года, когда книга вполне явится. Правда, для основания подобной системы надобно было отвергнуть всю действительность, все данные, полученные наукой, историей и законами мышления, и заменить их совершенно новыми положениями. И они действительно замещены другими —вдохновением абсолютного рассудка, самобытною творчественностью человека и тому подобными, отысканными автором в собственной мысли, потерявшей всякое основание и уже ничем не связанной с нашею бедною планетой.

Итак, в том дива нет, что с путником Памфил Об атараксии тотчас заговорил.

Далее эпикурейцы, точно так же, как и стоики, выдвигают спокойствие души как условие счастия, зато, в противоположность стоикам, они считают злом, которого более всяких других следует избегать, не страсти, а страдания. Поэтому не апатию, но атараксию, т. е. жизнь без страданий и горестей восхваляют как блаженное состояние.

П<иррон> отрицал возможность действительной природы вещей и потому советовал к каждому мнению прибавлять слово «кажется». Отсюда, по словам Тимона, должно вытекать полное равнодушие ко всему, атараксия.