Изощренная автокефалическая апологетика принуждена прибегать к самым героическим средствам, в роде изобретения никому неведомой новой Иверии в виде особой византийской фемы.

Агунить, тешить ребенка агу. 

И всё село тому дивилось, Какая нежность в нем родилась, Как он <Кирило> ребенка полюбил. За ним он нянькою ходил. Бывало, в старом полушубке Он на пороге с ней сидит,  «Агунит» с ней и говорит, Играет в ладушки и в губки И не заглянет целый день Ни на гумно, ни в половень.

— Много ты, брат, возьмешь, если будешь с ней <девчонкой> на деликатностях выезжать! — заметил штабс-капитан. — С этими особами нужно раз, два, три, да и только! Угодно, сударыня, — хорошо, а нет — так адье-бонжур.

О вкусах не спорят. Полюбить свет, une bonne fois, да так, чтобы от него тошно стало, — по-моему совсем не бесполезно, и Всеволод, если недоволен, — неправ; но вот беда, если свет к вам в душу влезет, ну тогда adieu bonjour: это история вашего покорного слуги и его супруги.

Потом вышел и граф Труворов. — Что, брат, обратился он к графу Симонову: adieu, bonjour, с чем приехал, с тем и уехал; проекты твои в трубу, молодец!