Он <Иосиф II> предоставил всем акатоликам, т.е. протестантам и последователям Православной Церкви свободу богослужения и особенными законами установил их отношения к господствующей Церкви.

У всех этих Славян <Словаков, Сербов, Русских Галичан> ― диссидентов или акатоликов, как выражаются в Австрии, религиозное чувство неразрывно связано с чувством народности, тогда как католицизм.. служит к подавлению Славянской народности, даже когда ей, по-видимому, покровительствует.

Касательно вопросов церковных определено было <народным собором в Темишваре в 1790 году>: .. православное духовенство уравнять с католическим, вместе с тем запрещено было называть православных «акатоликами», «схизматиками», «рацами» и поставлено называть их, как прежде, грекоуниатами, только не восточными, как просили православные.

Автор же письма из Верхнего Лангедока (Haut Languedoc) еще резче выражает эту мысль в словах: «Национальное собрание почувствует, вероятно, что язык французский не уступает плохой латыни в пригодности испрошения милости Верховного Существа. Через это будет достигнуто и сближение с акатоликами, которые никогда не отделились бы от нас, если бы римский двор не упорствовал в презрении к справедливейшим их требованиям».

Но что было всего хуже, вандалы, подобно алжирцам прошлого столетия, смотревшие и на человека, как на военную добычу, захватили в плен <при переселении в Африку> множество знатных граждан, в надежде получить от их родственников большой выкуп.

Сии Алжирцы северные прежде Рурика мгновенными впадениями грабили здешнюю страну, и будучи изгнаны через два года, не имели времени для строения городов.

Наполеон, ненавидя Англичан, называл их: nation des boutiquirés (нация торговцев-лавочников) и le genie du mal (гений зла); «это вторые Алжирцы», говорил он, «но моя шпага длинна, достанет до них».

На море уже являются из них <абхазинцев> новые Алжирцы, дерзнувшие напасть на военный транспорт и увлечь в плен самого командира, флотского лейтенанта.

Когда миновало его <Конвента> время, те, которые обрекли себя да страшную долю судей, положили в свою очередь голову на плаху; .. Теперь — всякую неделю префект полиции объявляет, что Франция цветет, что торговля снова идет вперед, что доверенность возвратилась… кого же спасают эти лавочники с этими Алжирцами?.. они мстят за испытанный страх, за дерзкое притязание черни — быть людьми.

А что про алжирцев уже не слыхать? Нет, что-то в газетах случилось читать, что их переводят в Бордо.

Пятьдесят Карлистов были убиты и столько же взяты в плен в городе; .. «Алжирцы» потерпели незначительный урон.

Но едва было сделано по неприятелю два картечных выстрела, как Алжирцы, составлявшие правую неприятельскую колонну, заняли батарею № 88 (Торопова), расположенную в лево от люнета.. Вслед затем на правом фасе люнета появились Зуавы, составлявшие левую колонну неприятеля.

У вокзала его <Тартарена> встретил начальник станции, старый алжирец тридцатого года, и крепко пожал ему руку.

<Ямщик>: (сходя  с козел) — Ведьма, алибо колдунья!

В избушке солдаты живут; к ним приставай всякий, кто с моря едет, и показывай им, не везешь ли чего из запретного: рому норвежского, чашек чайных, сукна, алибо чего из такого.

<мужичонко>: — А кисленькой… Травка такая есть… щавелек прозывается — ею и питался… Ну, а там ягодка поспевать стала — так ино вот ягодки, алибо листиков там разных пощиплешь — ну, и ешь себе…

<десятский>: У нас, на селе, распорядок, вишь ты, такой есть: все зажиточные хрестьяне в сумерках сносят к жилью беднеющих, алибо хворых хрестьян всякое съедомое, да, положимши на подоконник избы, постучать в оконцо, молвят: «примите, хозяева, потайную милостыню», да и убегаютъ домой, штоб, значит, не видали кто принес.

<Курбский>: — Привяжут тебя, раба Божьяго, прочтут решение при всем товаристве, накормят, напоят: «ешь, пей, не хочу», а там всякий казак подойдет, выпьет тоже чарку горилки, алибо меду, возьмет кий, да как хватит тебя со всего маху: «Вот тебе, вражий сын, чтоб вперед не крал, не убивал!»