Действительно, смешна была эта страсть к стихотворству <в конце прошлого и в первой четверти нынешнего столетия>; но не смешно это уважение к поэзии, хотя бы и ложно понимаемой; не смешно это уважение, правда, часто доводимое до приторности, к чувству, к женщине; не смешны эти симпатии к образованию. Не беда, что поколение, обуреваемое стихоманией, говорило больше громкие фразы, чем таким было на самом деле. 

Пятыми <классами> овладела бешеная стихомания: влюбляются и стихи сочиняют, сочиняют стихи и влюбляются…

«Что это за пестрая мозаика рифмованных строчек?» спросит иной читатель. Это цветы и цветочки поэтического вдохновения г. Евгения Белозерского! Наш «поэт», ходивший со своими стихами по градам и весям и не боявшийся тюрьмы, как по всему заметно, болен, опасно болен… Болезнь его весьма распространенная в наши дни, это — стихомания. 

Он <Зуев> страдал тяжкою болезнью, именно — стихоманией. Он постоянно писал стихи, «поправлял» Пушкина, Лермонтова и Некрасова, подражал им и упражнялся в подделках.

Кто хочет изучить дух театромании Французской во всем его разгуле, тот должен следить его не в Париже, а в провинции, где так часто, за деньги свои, любопытный посетитель может наблюдать по два представления вдруг: одно на сцене, другое в партере.

В пору переселения Гейне в Берлин, главным общественным интересом прусской столицы был театр. Это было время какой-то театромании: в городе только и говорили, только и писали, что о спектаклях, об актерах и актрисах.

Поденные записки С. П. Жихарева (Дневник чиновника) почти на-половину заняты театральными известиями и отчетами. Как свидетельство редкой театромании, хранилась у него коллекция ежедневных афиш за тридцать лет сряду!

Театромания теперешняя разумеется нечто в роде общественного поветрия, это даже не общественная эпидемия, какие иногда грозят серьезными последствиями и жертвами. Но тем не менее театромания при обстоятельном изучении представляет много интересных явлений, особенно комическаго характера.

Уж сколько раз твердили о том, что дети наши нами же самими часто ставятся в условия, в высшей степени неблагоприятные для их умственного и нравственного развития: вовлекаются в театроманию, танцы, чтение романов, собирание марок и т.п.; но все как-то не впрок.

У него началась болезнь, называемая «театромания», и вскоре приняла хронический, неизлечимый характер. — Федор Кузьмич попал на репетицию спектакля, устраиваемого его племянником, и даже, мало того, сыграл заключающуюся в нескольких словах роль старика лакея.

Не считай ее <мою дочь> барышней, зараженной модною болезнью театромании: она человек очень серьезный и с непобедимой, почти органической любовью к сцене.

Тюльпаномания имела и свою добрую сторону: она приучила голландцев к садоводству, образовала между ними лучших садовников в свете, и другие государства еще до сих пор выписывают из Голландии множество семян и цветочных луковиц, что доставляет стране значительный доход.

Искуство разведения садов, развившиеся, в Италии при роскошном дворе Медичисов, нашло себе в Германии применение в садах владетельных особ и богатых патрициев. Впрочем здесь чистый итальянский вкус был вскоре извращен подражанием Голандцам с их тюльпаноманией и с их безвкусными, до смешного изысканными «украшениями природы».

Тюльпаны в половине 16 столетия из Андрианополя были занесены в Западную Европу, где мало по малу сделались предметом любительского увлечения, в особенности в Нидерландах. Высшего апогея достигла здесь эта страсть в тридцатых годах 17 столетия (1634-1638 гг.), когда все общество охватила настоящая тюльпаномания. Луковицы тюльпанов, благодаря сильному спросу, стали подниматься в цене; торговля ими сделалась выгодною. Рядом с тюльпаноманией многих охватила жажда быстрой наживы на разнице цены при перепродаже луковиц.

Первые кризисы имели по преимуществу местный характер. Так, любекский торговый кризис, голандская тюльпаномания, английский кризис 1696 г., система Лоу во Франции почти не переходят пределов тех стран, где они случились.

В период 1634-38 гг. увлечение тюльпанами приняло эпидемический характер, превратившись в какую то странную тюльпаноманию: цветок этот сделался предметом обширной торговли и биржевой игры. Ажиотаж охватил не только все слои голландского общества, но он заразил и соседние страны.

Та форма эгоизма, которая, действительно, заслуживала бы названия индивидуализма, очевидно отсутствует в тюльпаномании. Мы тут видим простое стадо баранов, жмущихся друг к другу и бессмысленно валящихся всей гурьбой в пропасть.

Известна страсть Голландцев к цветам и преимущественно к тюльпанам. Было время, что она доходила до сумасбродства, и что горшек черных тюльпанов продавался по тридцати и по сороку тысяч рублей. Г. Роже говорит, что тюльпанонеистовство, la tulipomanie, составляет и теперь еще характер Голландской беседы.