Молодое поколение <в Покровской волости> уже давно начало стыдиться причокиванья и оставляет его на потребу стариков и по преимуществу старух. Чудцовская вол<ость>, Солигалич<ского> уезда в этом отношении несравненно вернее заветам старины: вполне сохраняя романцевское причокивание, она кроме него имеет уже и прицокивание в собственном смысле этого слова, т. е. изменяет ч в ц под влиянием стремления произнести последующий гласный тверже обыкновенного. Так она, говорит: дожжицёк вм. дождичек, невелицка вм. невеличка.

Сицкари в говоре придзекивают и причокивают, говоря «ён» вместо он, «дзядя» вм. дядя, дзелать, дзеньги, идзи, подзи, заграбаздзиць (заграбастать), ксцицца вм. креститься; братечь, сестрича, курича, кольчо, умнича и т. д.

Уже не «петербургский период» интересовал теперь Теребенева, коробивший его художническое чувство одним своим порченым языком, — нет, его все более и более тянуло в одиннадцатый и двенадцатый века, к полумифическим временам древней непосредственной Руси. .. Ему хотелось с какою-то болезненною настойчивостью уйти теперь куда-нибудь подальше и поглубже от всей этой столь опостылевшей психопатическо-велосипедно-гуттаперчевой современности.