Скука Насти усилилась еще более, когда Митю пристроили в гимназию. Впрочем этот факт был событием не для одной Насти, а для всей Захолустной улицы, где орлихинский Митя был тогда единственным гимназистом. Первые приветствовали его бывшие его же приятели, уличные мальчишки, бабочники и головорезы, окрестившие его кличкой «красная говядина».

У Катьки и глаз верный, и рука твердая, и битка сакастая, и во время конанья она не жилит, — словом, все качества, которые необходимы бабочнику…

Но вот две статуи полу-колоссальной величины: одна из них играет в бабки, другая в свайки. Этот Бабочник — пансионера Пименова; этот Сваячник — пансионера Логоновского.

Н. С. Пименов, выставив, несколько лет назад, своего «Бабочника», не только выступил на поприще, как художник, одаренный огромным талантом, но доказал также, что его талант достиг уже высокой степени совершенства.

Модный цвет для канезу или крестных перевязей, коричневый.

Другая, всеобщая мода на каньзу. Кисейная каньзу разумеется легче корсажа всякого платья. .. Почти все каньзу, с рукавами и без рукавов делаются из сплошного или шитого тюля.

Кисейный канзу с тюлевыми прошивками. 

Дама А была одета В платье розового цвета, С á la grec-коймой внизу; Шемизетка и канзу Чудно плечи прикрывали; Но особенно хорош На груди большой был брош Из лазоревой эмали.

Послышится звонок, и все исчезло! Эгоизм спрячется за дымчатое каньзу, на лице явится улыбка, и входящий в комнату холостяк с умилением смотрит на дружеский кружок милого семейства.

Иногда мне это платье вдруг покажется не к лицу, тогда я его переменю и надеваю гроденаплевое, цвету воронова крыла с семью воланами постепенной величины; грудь прикрываю канзой, а вместо пардесю, набрасываю турецкое джюббе.

Canezou, род спенсера из органди, мусселину, есть общая мода. Его надевают при всяком платье и во всяком случае.

<О наказаниях в английских школах> Затем следуют удары ребром линейки, книги или деревянного куп-папье по тыльной поверхности руки.

В парламенте Кавур держит себя совершенно как будто бы левой стороны не существовало, как будто бы он находится в своем салоне, среди своих, особенно когда ему скучно. Он разговаривает, смеется, оборачивается спиной к своим сочленам, зевает, скоблит по столу своим куп-папье, отпускает эпиграммы.

— И куда он чорт залез, этот проклятый coupe-papier! прибавил он <Владимир>, без всякой надобности сбрасывая все книги с этажерки.