Г-жа Конценская совершенно не тренирована на короткие дистанции. Она по природе — «стайерша». Гонщице, прошедшей легко 650 верст из Москвы в Петербург и 1500 верст из Варшавы в Париж — смешно идти на какие то несчастные 12 кругов! 

На старте находились три спринтера: Краев, Куличенко и Ксенофонтов, один второклассный дорожник — Гвоздаков, и только один стайер — В. А. Лебедев. Один?.. Нет, виноват — г-жа Коценцкая тоже должна «считаться стайершей».

Действительно, смешна была эта страсть к стихотворству <в конце прошлого и в первой четверти нынешнего столетия>; но не смешно это уважение к поэзии, хотя бы и ложно понимаемой; не смешно это уважение, правда, часто доводимое до приторности, к чувству, к женщине; не смешны эти симпатии к образованию. Не беда, что поколение, обуреваемое стихоманией, говорило больше громкие фразы, чем таким было на самом деле. 

Пятыми <классами> овладела бешеная стихомания: влюбляются и стихи сочиняют, сочиняют стихи и влюбляются…

«Что это за пестрая мозаика рифмованных строчек?» спросит иной читатель. Это цветы и цветочки поэтического вдохновения г. Евгения Белозерского! Наш «поэт», ходивший со своими стихами по градам и весям и не боявшийся тюрьмы, как по всему заметно, болен, опасно болен… Болезнь его весьма распространенная в наши дни, это — стихомания. 

Он <Зуев> страдал тяжкою болезнью, именно — стихоманией. Он постоянно писал стихи, «поправлял» Пушкина, Лермонтова и Некрасова, подражал им и упражнялся в подделках.

— Да ты не ухмыляйся; у тебя не равно не был ли как-нибудь наш сюсюка? — Кто это сюсюка? — Почтмейстер. — Ты, говорю, отгадал: он был у меня.

У ней <Вари> всегда была особенная способность к подражанию. Ей надо было час поиграть с картавыми чтобы начать картавить, или с сюсюками чтобы сюсюкать. Сколько раз ее мама за это в угол ставила!

Окроме всего существует еще сынок; единственное чадо, пятнадцати годов от роду, ну, такая жердила!.. Выше вас на цельную голову будет, сюсюка, молвы у него совсем почти разобрать невозможно.