В нашем мирке дружбы жилось привольно, без размышлений. Нам было весело. Маленький класс уже кричал нам «adorable»; иные красавицы насчитывали у себя десятки адоратрис.

Я говорю о традиционном институтском «обожании», до невероятности диком и нелепом. Институтки обожали учителей, священников, дьяконов, а в младших классах и воспитанниц старшего возраста. Встретит, бывало, «адоратриса» (так называли тех, кто кого-нибудь обожал) свой «предмет» и кричит ему: «adorable», «charmante», «divine», «céleste», целует обожаемую в плечико, а если это учитель или священник, то уже без поцелуев только кричит ему: «божественный», «чудный»! Если адоратрису наказывают за то, что она для выражения своих чувств выдвинулась из пар или осмелилась громко кричать, .. она считает себя счастливою, сияет и имеет ликующий вид, ибо она страдает за свое «божество».

Письмо относится к концу семидесятых годов и писано в Петербурге. «Я проезжала мимо вашего дома, — пишет адрессантка: — и видела большое освещение в окнах.»

Но может быть и самому художнику не приходила на мысль вероятность такой, повергающей в уныние адрессантку, особенной корреспонденции.

Мистер Смит получил нахлобучку, как-то нечаянно простучав адресатке «ваш мул», вместо «ваш муж».

— Странно, сказал он <телеграфист>… — Такой дамы адресатки у нас нет.

Разные письма, адресуемые замужней женщине для прочтения, для развлечения и для хранения, принадлежат ей всецело..; и если адресатка не сочтет нужным добровольно отдать или показать их своему мужу, то она имеет право сохранить их у себя, как свою полную и неприкосновенную собственность.

Возвращены почтою, за не нахождением адрессатки, дочери умершего священника г. Оргеева Николая Карамана, Анны Караман, по мужу Сырбу ….. 4 р.