— «Ах! ты негодяй, негодяй! И видно, что ужь разбойник! А вот попробуй теперь отвертеться по делу!» — «По какому же это, батюшка, делу? Я знать не знаю»… — «Не знаешь, архиканалья ты? А кто бродяжничал вместе с разбойником Савкой Меркуловым, который теперь в остроге сидит по убивству разносчика в нашем уезде? Не ты это?»

— Послушай, проклятая пуповина, я тебя обрежу тупым ножом. Новорожденного из тебя сотворю, ты — архиканалья… — Ха, ха, ха! Не сердитесь-же, Иван Ильич. Страдал маленько засухою в кармане. Разжился и принес... даже с процентами.

Или отчего я не Тулубьев? Или отчего не фигляр, шарлатан Тургенев, который других журит, а сам понюхивает табачек de la ferme и другим табак в глаза пускает и постукивает своею табакеркою работы князя Волконского. Ты не только архивариус, но ты и архиканалья, а нас грешных запрятываешь в «Gazette de France»! Какими коммеражами угостить тебя?

На берегах Темзы и Сены тотчас появились дамы-реформатки. Они не ограничились этим, и составили комитеты для распространения новой реформы. В заседаниях комитета члены произносят речи, убедительно доказывающие пользу, важность, необходимость и грацию реформы <женской одежды>; слушатели рукоплещут, подносят ораторшам, в награду за их красноречие, пачки сигар, и число блумеристок ростет с каждым днем, смело идя навстречу насмешкам, преследованиям уличных мальчишек, зевак и каррикатур.

Как я увидел ее <А. Н.> в своей шубе и шляпе, я стал думать, не вздумает ли она носить мужское платье. Если в Петербурге есть хоть одна блумеристка, я сам предложу ей это, и мы будем щеголять с ней по Невскому и мы будем дурачиться.

Все помнят, как красивый и практический наряд блумеристок был вначале осмеян и преследован; но теперь блумеристская шляпка возвратилась в моду и отмщает за прежнее посмеяние.

Самое употребительное платье в <американской деревне> Новых Временах то, какое мы видим на театральных поселянах, разница была только в цвете и длине юбки, которая была различна, но слишком длинных и волочащихся платьев не было вовсе. Блумеристок было мало, и у них вместо обыкновенных панталон были турецкие шальвары. Всего больше было коротких юбок и простых белых чулок.

[Душляков:] ― Ах, ты, преступная женщина! ах, ты эксцентрическая блюмеристка!

Я просто отвращение, братец, чувствую к этим блумеристкам, femmes emancipees. Женщина должна быть женщиной, по-моему.