В комнате товарища я увидел то же, что и у себя — гроб! .. Куда бы я ни пошел, я всюду увидел-бы перед собой страшное жилище смерти… Стало-быть, я сходил с ума, заболевал чем то в роде «гробомании»; причину умопомешательства искать было не долго… Стоило только вспомнить спиритический сеанс и слова Спинозы…

Летом вся вообще Петербургская сторона оживает вместе с природой. Дачемания, болезнь довольно люто свирепствующая между петербургцами, гонит всех из города.

Все знают, что с весны до осени в Петербурге господствует дачемания; хоть пыльный лужок, да две чахлых березы — но лишь не в столице, и Петербургцы счастливы.

Петербуржцы, как известно, во время наступления теплого сезона, суетливо и нередко с большими нравственными и материальными жертвами, начинают стремиться in’s Grüne. .. В этой, периодически возбуждающейся дачемании очень мало буколического, главными же мотивами ее служат: стадное чувство подражания, суетность и тщеславие, привычка и обычай, хозяйственные соображения и, всего преимущественнее, гигиенические.

Вот Калиново — излюбленное дачное место ломжинской интеллигенции, но интеллигенции русской. «Дачемания» занесена в край русскими… 

От Державина был я без ума. Коротко знакомый Карамзину, Ив. Сем. Набоков, газетный цензор при Московском Почтамте, был часто жертвою моей державиномании. При удобном случае, то и дело отпускал я ему строфы из поэм Державина.