Есть пристрастия, свойственные всякого рода людям; есть другие, которые принадлежат одному классу людей просвещенных: такова, на пример, Библиомания или книгобесие, избравшее средоточием своим Великобританскую столицу.

Я чихал от пыли старины, я протирал себе глаза, я проклинал и книгопечатание и книгобесие, но хозяин этой кунсткамеры был неумолим и отпустил мою душу на покаяние не ранее как перещупав спинки всех своих диковинок.

Маркизу Токкони, получавшему 100000 ливров в год, недоставало этого дохода на удовлетворение его «книгобесия» — он делал еще и фальшивые ассигнации, чтобы все более покупать книг, не читая из них ни одной.

Характеры их <Бьюмонта и Флетчера> остаются на почве обиходной жизни, но они не так односторонни и типичны, как у Джонсона, они в полнейшем смысле люди, хотя и тут книгобесие ученого или фатовство придворного часто доходят до карикатуры.

Эта отдаленность от живого, от общества, должна бы сопровождаться припадками скуки, но я пока ее не чувствую. Этим я, может быть, обязан «книгобесию», заразительной болезни, которая прививается необходимо ко всякому вновь приезжающему в Берлин. В настоящее время и я сильно одержим этою злою болезнью, так что до сих пор не умею наверное сказать, влечет ли меня собственно интерес к науке, или только к книгам.

Петр Петрович со смехом заявил ей <Олимпиаде Петровне> о меломанстве Крокодила. Это и в ней возбудило веселость. Она села за фортепьяно и разразилась шумными solfedgio. Лицо Сазона Психеича преобразилось.

Рыжак! примолвил он <Василий Васильич> обернувшись к протоколисту, приищи этим господам статью в своде законов уголовных, чему подвергается виновный в сибаритстве и меломанстве?

В таком, и только таком исполнении <Ингеборг Старк> должно слушать Баха тем, кто еще мало знаком с его музыкой, не слишком приманчивою для необразованного меломанства.

Все эти капризы избалованной, изнеженной, изломанной мысли, которая сама не знает, чего хочет, весь этот фосфор, вся эта трескотня острот и фраз, то жеманно рыдающих о мозгах человечества, то мефистофелевски хохочущих над историей и над всеми почтенностями, которые она понаделала, то с пророческим жаром возвещающих пришествие нового мессии, и новое небо, и новую землю, — весь этот сумбур, вся эта сатурналия полумыслей, полуобразов, все это брожение головок и хвостиков недоделанной мысли, все это мозгобесие было бы пожалуй хорошо в досужем фельетоне, без претензии на политическое влияние, на практическое действие, без тех особенных обстоятельств, которые окружают нашего лондонского выходца <А.И. Герцена> и которые сразу должны были бы отрезвить его мозги.