— «Ах! ты негодяй, негодяй! И видно, что ужь разбойник! А вот попробуй теперь отвертеться по делу!» — «По какому же это, батюшка, делу? Я знать не знаю»… — «Не знаешь, архиканалья ты? А кто бродяжничал вместе с разбойником Савкой Меркуловым, который теперь в остроге сидит по убивству разносчика в нашем уезде? Не ты это?»

— Послушай, проклятая пуповина, я тебя обрежу тупым ножом. Новорожденного из тебя сотворю, ты — архиканалья… — Ха, ха, ха! Не сердитесь-же, Иван Ильич. Страдал маленько засухою в кармане. Разжился и принес... даже с процентами.

Или отчего я не Тулубьев? Или отчего не фигляр, шарлатан Тургенев, который других журит, а сам понюхивает табачек de la ferme и другим табак в глаза пускает и постукивает своею табакеркою работы князя Волконского. Ты не только архивариус, но ты и архиканалья, а нас грешных запрятываешь в «Gazette de France»! Какими коммеражами угостить тебя?

У нас лучшая балетная труппа в Европе и что для решительного первенства ее не достает нам только Тальони. Наконец явилась и она. О! тогда балетомания достигла высшей степени. Это было какое-то очарование, какое-то исступление.

Публика, искавшая новых ощущений в области легкого искусства, поспешила отдать дань балетомании.

Балетомания была общей слабостью и — сам Пушкин сознается, что он прелестям всех муз предпочитал «ножку Терпсихоры».