Этот фанатизм был естественным, можно даже сказать, неизбежным явлением, как скоро к учению Евангелия, к учению любви и самоотвержения, присоединилось чисто человеческое учение узкого эгоизма, самолюбия и своекорыстия, как скоро от каждого требовали столь же пламенной, если еще не большей, чем о славе Божией, ревности о земной славе, земных выгодах и преимуществах римского первосвященника, который мог свою власть, свое значение, свой мнимо-непогрешимый авторитет употреблять для достижения целей противохристианских, свои прихоти и желания провозглашать законом, столь же святым и высоким, как и Божественный закон Евангелия.

О Папа! мнимо-непогрешимый Папа! Сам идешь ты по не прямому, ложному пути, и ведешь по нем миллионы душ, искупленных кровию Христовою.