Но возвратимся к злосчастному В. Б., попавшемуся в Летнем саду графу <Хвостову>. как ни лавировал он, но отделаться от стихомана не мог; старец замучал юношу своими стихами.

Самомнения у г. Константина Герра, как и всех декаденствующих и юродствующих стихоманов, не занимать.

Два письма о нем <Зуеве> .. характеризуют его, как тщеславного стихомана и психопата.

Действительно, смешна была эта страсть к стихотворству <в конце прошлого и в первой четверти нынешнего столетия>; но не смешно это уважение к поэзии, хотя бы и ложно понимаемой; не смешно это уважение, правда, часто доводимое до приторности, к чувству, к женщине; не смешны эти симпатии к образованию. Не беда, что поколение, обуреваемое стихоманией, говорило больше громкие фразы, чем таким было на самом деле. 

Пятыми <классами> овладела бешеная стихомания: влюбляются и стихи сочиняют, сочиняют стихи и влюбляются…

«Что это за пестрая мозаика рифмованных строчек?» спросит иной читатель. Это цветы и цветочки поэтического вдохновения г. Евгения Белозерского! Наш «поэт», ходивший со своими стихами по градам и весям и не боявшийся тюрьмы, как по всему заметно, болен, опасно болен… Болезнь его весьма распространенная в наши дни, это — стихомания. 

Он <Зуев> страдал тяжкою болезнью, именно — стихоманией. Он постоянно писал стихи, «поправлял» Пушкина, Лермонтова и Некрасова, подражал им и упражнялся в подделках.

Верховная власть, представляя собою самостоятельность государства, действует на своих подданных не только внутри своей территории, но и за пределами ее; в этом последнем случае судебно-административными органами верховной власти являются консулы, равные по значению своему с правительственными органами внутри государства.

<Церковное> братство <в Западной России> имело свое управление и суд. Во главе его стояли старшины (старосты), между которыми было распределено заведывание делами судебно-административными и братскою казною.

Ближайшею судебно-административною инстанциею для игумена и старцев Черниевой Матееевой пустыни был Черкасский казачий круг с атаманом во главе и уже через них наш древний монастырь входил в сношение с московским правительством.

Очевидно, что статьи, обличающие чиновников, были выражением общественного негодования, возмущенного их неправдами и чужеядностью, а потому рассказы Щедрина, Селиванова и других русских авторов, приподымавших покров, которым были завешены пружины нашей судебно-административной неурядицы, читались нарасхват, с глубокою признательностью авторам, рассказавшим о том, о чем всем очень давно хотелось разговориться, но о чем прежде разговориться не удавалось...